Пленэр в Никитском. Сентябрь 1982 - V

Березка

холст на картоне/масло 21.2 x 14.8 см

Несмотря на яркий солнечный рассвет, первый день в Никитском выдался пасмурным. Надо позаботиться о житье на новом месте: окопать канавку вокруг палатки, натянуть полиэтиленовый полог на случай дождя, разобрать продукты, продумать последовательность действий.

 

Наша палатка стояла на кромке леса: угол лесного массива над Никитским оврагом (викимэпия), точно к северу от желтой проплешины карьера, тогда покрытого травой.

Сейчас, наконец, можно наблюдать пейзаж из космоса: все наглядно до кирпича. Но смотреть не хочется. Как всё изменилось в Никитском!
коттеджикоттеджикоттеджи
На карте привлекает внимание свежевырытое каким-то фантазером зеленое море к юго-востоку от карьера. С приятным видом на кладбище (полоса растительности строго в центре от карьера к югу).
 

 

Утренний туман. 2 сентября 1982 

картон/масло 12.2см x 18см

 

Утро второго дня - 7:30.

В первый день не удалось много поработать, зато получилось составить двухнедельный план. Замечу, по плану предстояло жить в палатке весь отпущенный срок. Я тем временем отчаянно изнывап. За первые 5 лет занятий живописью привык к полной спонтанности. Как персонаж Высоцкого - "...не под седлом и без узды!"


Ладно, можно обсуждать общие планы. Можно оговорить обязанности. Но внутренне терзало негодование: вырваться сюда, на простор; оставить тесную оформительскую мастерскую, сбросить лямку семейной рутины ради вольного неба пленэра, и тут же по доброй воле загнать себя в сетку расписания!
[ Добавлю с известной долей ехидства: отпуск был узаконен институтской справкой и оплачивался по полной ставке фабрикой, на которой я работал.]


 

*****************************

Концертная запись: Владимир Высоцкий исполняет "Бег иноходца". Всю первую половину пятиминутного трека поэт балагурит, тешит публику байками, дает отдых своему натруженному голосу.
 

 

 

 

Пленэр в Никитском. Сентябрь 1982 - IV

Ветка березы 
холст на картоне/масло 18.3 x 24.5 см

шевелится при малейшем дуновении ...
да! но иначе, чем листва на ветвях осины - там вовсе мультик.

Село Никитское есть на карте времен Екатерины II в Государственном историческом музее, оно было центром большого округа, откуда поставлялся белый камень для строительства Москвы.
Сейчас милые сердцу места огорожены трех-четырех-метровыми заборами.

История утрат долгая.
У крутой дороги, идущей от реки, стоял храм великомученика Никиты (краткая справка) построенный в начале двадцатых годов XIX века. В 1960-х, при Никите Хрущеве, местный председатель взорвал церковь (по другой версии - разобрал на нужды коровника), включившись в борьбу с мракобесием, а она была белокаменной, из местного известняка, из которого и Москву строили. 

 
любительский снимок 1950-х гг.

У Василия Шукшина есть такой персонаж в рассказе "Крепкий мужик" - Шурыгин (вот он в иллюстрации Геннадия Калиновского), творящий зло бескорыстно, с дьявольской убедительностью. 
На месте разрушенной церкви руками таджиков (самих по себе хороших ребят) теперь построили новодел из красного кирпича - церковный дом с храмом святителя Николая..
В 2003-м приезжал в Никитское с этюдником. Но не достал его из рюкзака.

Все вытоптано.
Сам воздух какой-то злой. 

Пленэр в Никитском. Сентябрь 1982 - III

Кончается лето. Сумерки
картон/масло 11.8 x 18 см
Вечер первого дня пленэра. Около восьми… смеркается. Пишу заречные дали, на которые опускается осенний туман. Выбран очень узкий сегмент панорамы. В фотографии такая кадрировка называлась бы зуммированием.

Сравнительно недавно, в ноябре 2009, разбирая гараж, наткнулся на коробку. В ней хранилось большинство маленьких этюдов сентября 1982 года из Никитского. Удивило, насколько хорошо сохранились краски: что значит правильный грунт и удачно подобранный медиум!
Вскоре за тем, показал эти этюды на одном из сайтов художников. Неожиданной была для меня весьма живая и благожелательная реакция коллег. Посудите сами: какие-то картонки, испачканные красками... Но вот люди разных возрастов и по-разному продвинувшиеся в искусстве, многие состоят в разных союзах художников, активно выставляются (справедливость требует отметить, действительных членов Академии среди них нет, но это мало значит для меня); и вот - отозвались. Почему?
Позволю себе такое допущение: если в них, в этих старых этюдах есть какой-то нерв, какая-то искра, то это от дикой неуверенности в себе (требующей диких же усилий к преодолению).
Тогда, как говорят о заключенных, я встал на путь исправления. Принялся за повторное штудирование серьезных книг по искусству. Мой друг (с которым и затеяли этот пленэр) отпечатал фото-способом в формате стопки фотобумаги 9х12, стянутой резинкой, книгу Бориса Иогансона о масляной живописи с очень толковым, постадийным описанием метода подготовки холста, нанесения рисунка, последовательности наслоений красок.
Но, черт! - мы не могли не знать, что автором картины «Выступление В. И. Ленина на 3-м съезде комсомола» 1950 года (Сталинская премия первой степени, 1951) был ни кто иной, как Иогансон! Герой социалистического труда (1968).
Это к вопросу о позиционировании художника в обществе. О чем я не задумывался ни в малейшей степени. В страшном сне не представлял себя придворным живописцем. Во всяком случае.

Итак, надо жить в деревне, чтобы писать деревню.
Сразу хочется спросить: - жить в качестве кого? Ясно, что не барина, которому подводят скакуна для приятных лирических прогулок по окрестностям.
Ответа нет. Может быть из нескольких постов он сложится.

Пленэр в Никитском. Сентябрь 1982 - II

Трава.  

холст на картоне / масло 28 x 24 см

Когда коллеги на сайте художников спросили, откуда все достаю старые работы – я ответил: «нет злого умысла: меня сейчас из сухого гаража выставляют – стаскиваю домой, что удается» (после смерти отца у его вдовы обострилась проблема собственности).

На том же сайте художников добрые люди вспомнили и про «тихую молитву природы...», и про «целое былинное сражение».  Дык... в русском поле, где былиночка там и былинно.

В Иностранке есть замечательная книжка Тьери де Дюва "Кант после Дюшана" издательства The MIT Press (недавно наткнулся на нее в сети), про современное состояние искусства. Если провести параллель, 1982 год для меня прошел под знаком "Пластов после Пикассо". В 1981-82 годах я был под большим обаянием голубых и кубистических вещей барселонского мастера. В 1982 году не раз был на его юбилейной выставке в ГМИИ. Но потом как говорится "потянуло на старое". Признаться,  в свои 26 я знал только, что хочу освоить азы профессии, художников в моем Домодедове было когда 3, а когда 2, из них модернистских 0.

Этюд писал, сидя с этюдником в яме (сходно окопался со своим противотанковым ружьем персонаж Юрия Никулина в фильме Бондарчука «Они сражались за Родину»). Была ли эта яма вырыта черными копателями, не знаю. Знаю, что у меня в мастерской 14 лет гостевал череп с Никитского кладбища (товарищ, который мне его дал, рассказывал: не то соседские мальчишки, не то его малолетний брат с друзьями играли на склоне оврага и вытащили череп из-под осыпавшейся земли).  В 82-м он, череп стало быть, у меня поселился, а в 96-м, когда дочь сильно заболела, жена в порыве суеверия уговорила меня вернуть его в первые руки. Эти самые руки руководили тогда художественной школой, и проблем с возвратом не было.

Всю первую неделю из двухнедельного пленера жили мы с приятелем в палатке в 15 метрах от этой ямы, на опушке соснового бора (практически, срослись с травами, ветками, листьями). Хоть и начало сентября, а припекало; потом, правда, зарядили дожди… Приходилось меж двух зонтов полиэтиленовое полотнище натягивать, чтобы не насквозь промокнуть. Приятель мой после пленэра все же слег с пневмонией.
Желтые гроздья в этюде – это пижма (полевая рябинка), высохшие темные соцветья - конский щавель, со смешным именем "огнёвка грыжная" (Rumex confertus).

Пленэр в Никитском. Сентябрь 1982 - I

Рассвет в Никитском.
 холст на картоне/масло 10.3 x 14.3 см


*********
Это утро первого дня двухнедельного пленэра в селе Никитское недалеко от станции Домодедово Павелецкой железной дороги.
Накануне вечером мы с приятелем-москвичом встретились на станционной площади в Домодедове. Обнаружили, что последний автобус в Никитское уже ушел, скинулись на такси. Потом бесконечно долго шли от шоссе, где таксист нас высадил, груженые этюдниками, красками, палаткой, спальными мешками, примусом, зонтами, чтобы расположиться на возвышенности на северном склоне Никитского оврага с дивным видом на деревенские крыши и на открывающиеся за рекой Рожайкой поля.


*********
А вот кусок дискуссии под этой работой с сайта художников:

   06 марта 2010 16:52:46 ::: Глухов Владимир
Зря вы Юрий, как мне кажется, написали, что нашли этюды в гараже случайно. Такое поймет, только хороший коллекционер. Толстосумы не проникнутся. Наоборот!


  06 марта 2010 17:03:59 ::: Юрий Юдаев
Владимир - рад знакомству -- знаете, никак не научусь думать о "коллекционерах" как о статистических единицах (как водитель о пешеходах); т.е. я близко видел "художественный бизнес", мне не понравилось. показываю картинки коллегам... ну и архив упорядочить недурно б)


  07 марта 2010 10:07:44 ::: Глухов Владимир
Вы не правы! Коллекционеры истинные не перевелись на просторах России-нашей-Матушки!))) И не только России...
Бог даст - при встрече поделюсь ими. Только есть у истинных коллекционеров "недостаток".))) Не платят истинно. Как говорит один из них,- Что бы купить Ван-Гога за полтора лимона, много ума не надо! Нужно покупать у него, когда он продает картину за 50 франков!
И грустно вздыхает...)))


   07 марта 2010 10:17:45 ::: игорь черемисов
Привет, Юра!
Владимир прав, насчет коллекционеров и их "недостатков" ))


  07 марта 2010 12:34:25 ::: Юрий Юдаев
Владимир - приветствую
сразу две цитаты вспомнились (одна другую нейтрализует и снимает эффект тупой назидательности):
"положивший руку на плуг и оборачивающийся назад..."
и
"можно привести коня к водопою, но нельзя заставить его пить"
:::
Игорь - рад видеть
(сам-то чё думаешь?)


  07 марта 2010 14:18:16 ::: Глухов Владимир
Боюсь, что я Вас не правильно понял или вы меня...
Истинными коллекционерами я называю тех, кто любит живопись в первую очередь. А потом уж деньги. И у них это действительно профессиональное - обменять на развале на Колхозной площади инкунабулу 17 века на рваные галоши.. Трудно винить их за это. Подшучивать - сколько угодно!
Я все же художник в первую очередь. И когда пишу, редко оглядываюсь на спрос.
Хотя, грешен! Быват!))
А толстосумы, те напротив - тока о бабле и решпекте своем думают. Им на живопись насрать! простите


  07 марта 2010 14:50:10 ::: Юрий Юдаев
Владимир - никакого высокомерия
я - старорежимный, нашпигован романтическими заморочками про "не продается вдохновенье"
мне трудно дается наука экономика и банальность типа "можно рукопись продать" - для меня эзотерика из репертуара про приручение единорогов или огненную саламандру
(не повезло с наставниками или леность...)


  07 марта 2010 17:08:20 ::: игорь черемисов
Взаимно рад, Юра! )
Вопрос - не двух минут. Коллекционеры есть, конечно, хоть и редкий товар. Правда, действительно у них профессиональное (о чем Владимир говорил) купить максимально снижая цену художника, за исключением аукционных торгов, да и там находят ходы и лазейки. Вполне возможно, это черта наших, отечественных...
А "рукопись", как и вдохновение, конечно можно (на мой взгляд) перевести в товаро-денежные отношения, другой разговор, какой заказчик попадется; готовый во всем тебе доверится (здесь с коллекционерами проще), либо уже заранее уверенный чел в том, что он сам знает, что и как будет лучше (как правило, с интеллектом у таких напряг). От вторых желательно подальше держаться.


  07 марта 2010 19:21:01 ::: Глухов Владимир
Ах, Юрий Сергеевич, мы с Вами из одной люльки!)))
И с саламандрой огненной, я сплю в обнимку. Тока моя прожорлива... а уж и плодовита - ммм!!!

*********

P.S.
Работка крошечная - обсуждение непомерно серьезное: много ли художнику надо для старта? Нашелся повод, скажем.

Мастерская на Таганке II (Слава и Люда, осень-зима 1978-1979)

Скоро выяснилось (ведь кухня, коридор, удобства - коммунальные), что соседи наши - студенты преддипломного курса журфака МГУ. Это были Слава, приехавший из Гродно и его подруга Люда из Ярославля, уже поработавшая в одном из местных ярославских изданий. Скоро их семья приросла: они подобрали в лютый мороз черную, лохматую собаку Джульку (в ту жестокую зиму вымерзали плодовые сады в Подмосковье) . Люда называла псинку "обезьяним пинчером", которым та конечно не была, хотя суетливые повадки ее были и точно обезьяньими. Джулька могла бы быть цвергшнауцером (http://zooclub.ru/dogs/porod/cverg.shtml), не будь она раза в полтора выше заявленных для этой породы 30-35 сантиметров в холке.

Кофе, сигареты - строго-обязательный набор, в котором должна присутствовать непременно и дубленка, и ондатровая/норковая шапка, джинсы Rifle или Levis. Причем кофе, разумеется, молотый. Арабика из Смоленского или Елисеевского гастронома (раздавался клич: "Завезли!"). Сигареты (вспомним, мы - студенты) - Ява, конечно "явская". Как можно курить жесткую, кислую на вкус "дукатскую"? "Дукатская" Ява - это профанация! Справедливость требует описать и трудности. Сигареты всегда кончаются неожиданно. Даже если они покупаются блоками. Вечером, тем более ночью, купить сигареты в Москве нельзя, а гости к моим соседям приходят как раз ближе к ночи. Остается собирать окурки. И Слава, отбросив предрассудки, отправляется искать бычки. Нельзя же допустить, чтобы дама страдала! Потом из бумаги сворачивался мундштук, фильтр аккуратно (чтобы не вытрясти табак) отрывался. Если бычки были без фильтра, так их «продезинфицировал мороз».

Милые, бесконечно милые Слава и Люда, где вы теперь? Какими бесподобно вкусными были порции дымящегося супа, которые я, смущаясь, принимал из рук Славы, тихо, немного торжественно входившего в мою комнату. (Почему-то Люда говорила "суп гороховый", именно в такой последовательности.) Они догадывались, что я бедствую, и ухитрялись что-то выкраивать из своих стипендий и родительской помощи.

А вот еще свидетельство дружеской выручки: снимок, специально для меня сделанный, в пору, когда могла измениться (к лучшему ли?) моя судьба. Я получил пробное задание в издательстве – оформить обложку книги. Но это – отдельная история.




Так подписывали снимки будущие журналюги

Мастерская на Таганке I (осень-зима 1978)

Поздней осенью 1978 обострилась проблема мастерской. Разладилось мое преподавание в Домодедовской художественной школе, работать красками дома плохо получалось. Чекуров предложил съездить к Лавке журналиста на проспект Мира. Там тусовались те, кто сдавал и те, кто искал съемную квартиру. Уже через час мы зацепили колоритную пару: цыганку (она оказалась приемной дочерью коренных москвичей, умерших о ту пору) и алкаша, ее приятеля. Они предложили комнату на Таганке, в сталинском доме на Краснохолмской набережной. Шестой этаж, высокие потолки, огромное окно и всего 40 рублей в месяц: нам это очень подходило, особенно потому, что учились в Выхино, а до радиальной станции метро Таганская - 8 минут пешком от дома. Поехали смотреть, взяв по дороге портвейну для хозяев. На месте пара наша была огорошена, когда мы сказали, что с собой денег нет и расплатимся завтра.



Застолье с нашими хозяевами в день, когда мы, наконец, принесли месячную плату. Они пришли со случайным знакомым (на рисунке - справа), молодым прапорщиком, уверенно толкующем о роли барабанщика у Зеппелинов и ДипПёпловцев; он был твердо убежден, что Джон «Бонзо» Бонэм уступает в артистизме боготворимому им Яну Пейсу.

Постепенно содержать мастерскую из Домодедова становится для меня слишком хлопотно, перебираюсь "совсем", с вещами. Но без оформления события "Переезд", когда объясняются с близкими и вызывают грузовик. Переезжаю короткими перебежками. И вот, в одну из таких перебежек выхожу вечером из автобуса на привокзальную площадь, чтобы поднявшись на пешеходный мост над путями, попасть на платформу Домодедово-Москва, в руке сложенная раскладушка, распухшая от спрятанных в ней подушки и одеяла. Следом за мной выходит молодая пара; кавалер, красуясь перед девицей, показывает на меня: "И так каждый день!". Девица понимающе хихикает.



Добропорядочное рисование по программе




Совсем другое напряжение перед сессией



Столь же прилежные занятия черчением (пусть и на скорую руку, с помощью Дироскопа – ведь приходилось тратить время на зарабатывание денег!)

Забавное изобретение - Дироскоп! Большой лист стекла укладывается на спинки двух составленных вместе стульев, а снизу настольная лампа со снятым абажуром. На стекло помещается чертеж-образец, к нему аккуратно скрепками цепляют чистый лист, на который и наносится новый чертеж. Правда ушлые препы могли поймать простофилю-студента, забывшего стереть ластиком оставшиеся на оборотной стороне "авторского" чертежа следы от чертежа-матрицы и тогда не миновать пересдачи.

«Лежачие забастовки» долгими осенними вечерами: курить, говорить о важном, выключиться из суетливой будничности, в которой погрязли "предки".



Володя 1978 б., цв. кар. 42х29

Частый наш гость - Серж Лаптев ("Сержем" его придумал назвать капитан технического отдела в/ч 20770 Волокушин; в свою очередь Серёга его прозвал - за малый рост - "Волокушечкиным").



Серега 1978 б., цв. кар. 29х42


Встреча нового 1979 года прошла (к великому, как я с опозданием понял, огорчению Володи) совместно с четой Сусловых - Юлей и Геной и парой их друзей. Отдельный цирк - добывание новогодней ёлки. Мы с Геной взяли пилу и отправились в сторону 2-й (моей!) школы. На участке у нежилого дома росла высоченная, метров десяти ель. Уговорив себя, что строители закладываемого рядом дома все равно эту ёлку погубят, мы распределили роли: Гена лезет на дерево и спиливает верхушку, а я стою на стрёме.




Гости разъехались (акварель 42х31 см)

Похмельным вечером 1-го января гости разъехались. Мы растянулись на своих раскладушках перед одолженным на праздники у сестры телевизором. И тут настало время культурного шока: по ТВ случилось выступление Kraft Werk! (Напомню, это та самая зима 1978-79 годов, когда небывалый мороз побил множество плодовых деревьев в подмосковных садах.) Зазвучала композиция Robot с проговаринием по-русски "я твой слУга, я твой работник". Фокус видеоряда сосредоточился на том, что механистические движения музыкантов группы во время представления оказались зеркально повторенными в позах спокойного вниманиея к сцене со стороны ровно сидящих среди публики манекенов. В дальнейшем такое удовольствие от попадания в десятку доводилось испытать только в 1990-х на перформансах, устраиваемых современными художниками.



Желтый чайник (памятная, едва ли не первая в моей жизни личная хозяйственная покупка), ВЭФ, термос, пельмени за окном

Уж не знаю как, вероятнее всего с маминой помощью, мне удалось выпросить у отца его новенький VEF - тяжеленный, на шести больших батарейках транзисторный радиоприемник рижского завода, который уверенно принимал короткие волны (Голос Америки, ВВС можно было слушать на одном из диапазонов, где в эту минуту не слишком лютовали глушилки).

Но назревал разрыв : к концу первого полугодия учебного 1978-1979 года состоялось мое болезненное увольнение в никуда из художественной школы. Иссяк мой источник дохода. И однажды, когда настало время скинуться по двадцатке на новый взнос хозяевам, у меня этой двадцатки не оказалось, а Володя не захотел мне одалживать, резонно интересуясь – чем отдавать буду? Я вспыхнул, наговорил резкостей, и уже через несколько дней Володя вывез все свои вещи. Так я остался один в этой комнате. А через 2 недели обзавелся аквариумом с ярко-рубиновыми меченосцами. Так легко было доехать до Птичьего рынка - всего несколько остановок 169-го автобуса от дома.



Интерьер мастерской. 1979 картон, масло

В серванте, которым я отгородил "спальню" от "мастерской", размещались книги, краски, аквариум. Правда уже в марте (когда меня стали угнетать самоубийства выпрыгивающих в каком-то рыцарском отчаянии самцов меченосцев) приехал сын маминой сотрудницы, чтобы забрать и аквариум, и рыбок. Так я без сожаления, с облегчением даже простился со своей нелепой и совсем не своевременной живностью.

Этой же зимой для занятий рисунком купил гипсы: маску Афродиты, голову экорше. Не припомню,откуда взялась довольно внушительная сумма на это.
Неожиданная любезность красивой продавщицы Художественного салона у метро Октябрьская смутила меня, нарушив душевное равновесие. (Тогда я краснел поминутно, даже без видимого повода.) Молодая женщина предложила отложить для меня ожидаемые на другой день новые гипсы. Назавтра, когда я приехал забирать куб, шар, орнамент, во внутреннем кармане моего пальто грустно таяла специально купленная шоколадка, я не решился ее вручить благодетельнице.

Домодедовская художественная школа 1976 - 1978

При первой встрече директор этой школы, Леонид Павлович Остапенко вручил мне ключи от классов и позволил заниматься в часы, когда не идут занятия по расписанию. То есть, можно было приходить и утром, и днем, но тогда работать следовало в незанятом классе. Сама школа располагалась в подвале белой кирпичной пятиэтажки на Советской улице. В пяти минутах ходьбы от железнодорожной станции Домодедово. С противоположного торца дома на первом этаже была (по-видимому, живая и по сей день) аптека, и основная часть подвала была занята аптечным складом. Еще часть была отгорожена под балетную школу, так что во вторую смену из-за стены слышалось бодро звучащее пианино, складный топот маленьких девичьих ног.



Рассвет над Домодедовом (2 акварельки ноября 1977)

Обстановка в школе была вопиюще нищенской: мебель - списанные конторские шкафы и письменные столы, железные школьные стулья с фанерными сиденьями; стены - панели толстой листовой ДСП, крашенные грязно-розовой эмульсионкой, пол - дощатый, некрашеный.



В скульптурном классе (набросок 1978)




Фигуры рисующих школьников (набросок 1978)




Школьники (набросок 1978)

Зато в том, что касалось дела - красок, кистей, бумаги, глины, натюрмортного фонда, гипсов, скульптурных станков, муфельных печей для керамики, мольбертов, этюдников, проекторов и, наконец, библиотеки - был отменный порядок. Классов было три, имелась крошечная учительская, было две кладовых и микроскопическая директорская, запираемая самим Леонидом Павловичем (в ней хранились редкие рисунки, дорогие книги, грузинские кувшины и запас нетронутых красок и кистей).



Натюрмортный фонд: гипсовые головы


Дневного света в школе не было, проветривались помещения через растворенные подвальные окошки, через которые с удовольствием влезали коты, смелыми прыжками из-под потолка превращая в груды осколков тщательно поставленные натюрморты.



Учебный натюрморт (черная акварель, 1977)

Освещались классы несколькими десятками люминесцентных светильников и своего рода "торшерами": к приваренным папашей кого-то из учеников к тяжелым железным блинам полутораметровым трубам цеплялись фотософиты-прищепки. Так выстраивался свет для натюрмортных постановок.



Самодельные софиты

Обучались дети в школе 4 года на "платной" основе: 13 рублей в год (мои родители десятью годами ранее платили 13 рублей в месяц за мои занятия в музыкальной школе). Ещё один раз собиралось по 20 рублей с ученика на краски и кисти. У каждого в шкафу хранилась подписанная пластмассовая коробка акварели "Ленинград" - 24 цвета, 4 руб. 75 коп., двенадцатицветный набор гуаши московского завода, сколько-то дорогих (и дефицитных) колонковых и беличьих кистей, карандашей, коробок с пастельными мелками из общего фонда.



Композиционный рисунок интерьера школы 1978




Скетч к этому рисунку (галочка - пометка преподавателя ЗНУИ:))

Удачно решено было с бумагой: в школе в 1976-1979 годах в школе было 3 неподъемных рулона разных сортов бумаги: белая акварельная/рисовальная с заметным зерном, белая тонкая мелованная и серая (скорее коричневая) толстая, но весьма рыхлая. Обычно на этих вертикально стоящих рулонах лежали столешницы, за которыми педагоги во время занятий заполняли журналы посещаемости. Но когда требовалось приготовить новую порцию бумаги, брался большой острый нож, толстая школьная линейка с ручкой и, придавив нижний конец линейки носком ботинка, учитель (например, я) злобно вспарывал «седым железом» непорочное тело бумажной колоды. Полсотни полотнищ по полтора - два метра бессильно опадали на пол, а затем разрезались по размеру чертежных досок или по поверхности планшета мольберта-хлопушки.

Мама работала в 1970-е - 1980-е годы на Павелецком вокзале в Комнате матери и ребенка. У своей сотудницы она одолжила для меня толстенную книгу Барща 1960-х годов издания "Рисунок в средней художественной школе". Немалое время том этот был для меня чем-то вроде требника.

По вечерам запирался один в художественной школе, страницу за страницей впитывал метод учебного рисования. В каком-то порыве вскакивал, бежал выяснять к развешенным по стенам образцовым ученическим рисункам построение пространства, характер штриховки. Отметим в скобках, что порывистость движений в нашем подвале была сопряжена с риском врубиться головой в отопительные чугунные трубы, пересекающие классы в метре от потолка.



Вечером в художественной школе

Сомнений в единственной правильности Суриковской школы рисунка не было. Было острейшее недовольство своими результатами, тягостной медлительностью, с которой, я продвигался, постигая азы. Это теперь, через 30 лет очевиден бурный рост первых трёх лет обучения. Но тогда подхлестывало юношеское нетерпение.



1977 Пересъемка первых этюдов + маска Афродиты




1977 Пересъемка первых этюдов (рисунок головы Дорифора)

Работать в школе я начал уже в конце августа 1977-го, поступив за 2 месяца перед тем на Худграф МГЗПИ (нынешний МГГУ им. Шолохова). И в первое время старался во всем подражать Леониду Павловичу. Это обезьянничание было, безусловно, комичным. Но следует представить всю глубину моего ужаса перед неминуемым провалом и позорным осмеянием, ужаса, вселяющегося накануне всякого урока.
В начале зимы 1977-1978 с моей коллегой педагогом Татьяной Дунаевой мы отправились на фарфоровый завод в Дулёво за "бельем". Бельем профессионалы называют готовые, штампованные формы (чайники, сливочники, чашки и т.д.), облитые белой массой, которая и дает затем, после обжига торжественную глянцевую белизну фарфору. А нам для постановочных натюрмортов как раз и ценны были ярко-белые матовые формы, эффектно демонстрирующие светотеневую лепку в лучах направленного света. Странно, - нас доброжелательно выслушали, прочли письмо директора художественной школы и молча нагрузили таким объемом посуды, что мы едва протиснулись в турникет метро на обратном пути.

А в мае - начале июня проходила пленэрная практика.



Рыбачок на берегу Рожайки (май 1978)

Собирались рано, в 7-30, чтобы закончить до наступления жары, брали этюдники, складные стульчики, зонты от солнца, загружались в 33-й рейсовый автобус и ехали к Рожайке, писать акварелью, рисовать карандашами яркую свежую зелень.




Солнечное утро на этюдах (май 1978)


До сих пор краснею, вспоминая, как однажды, жестоко проспав, я заявился двадцатью минутами позднее. Издали видна была пёстрая стайка учеников у входа в школу. Пряча от стыда голову в плечи, не поднимая заспанных глаз, я проныривал сквозь вопросительные взгляды подростков в подвал за этюдниками.